— Я не смеюсь. Я радуюсь. Давно этим никто не интересовался. В первую очередь спрашивают о моем финансовом положении… — Он задумчиво обхватил ладонями бокал с шампанским, затем, как бы припомнив все моменты своего детства, начал рассказывать: — Я родился в Нью-Йорке, жил вместе с родителями в Чикаго, Милуоки, Детройте. Отец мой работал в автомобильной промышленности. В футбол не играл.
— А во что ты играл?
— С отцом и мамой мы любили ходить под парусом на нашей небольшой яхте и много, много плавать. Некоторое время я был в школьной команде пловцов, даже занял пятое место на городских соревнованиях. Но большую часть времени мне приходилось проводить дома и помогать отцу в гараже. Он вечно возился с моторами, усовершенствовал их. Ему, видимо, очень хотелось, чтобы я пошел по его пути и стал инженером-изобретателем и работал бы у Форда или Крайслера. Я много работал и многому научился у отца. Я стал здорово разбираться во всех автомобильных железках.
Рассказ Талберта о его детстве был и грустным, и веселым. Девушка сердцем понимала, о чем он умалчивает, и сочувствовала ему. Он, вероятно, был поздним ребенком. Его родители, люди достаточно зажиточные, имели «пунктик» в воспитании своего беззаботного, как все дети, мальчишки. Конечно, у него были привилегии в виде частных школ и путешествий. Он весело, с юмором рассказывал о своей жизни в Москве, в России, где его отец консультировал на автозаводе и преподавал в академии. О жизни в Южной Корее, где отец помогал создавать автопромышленность. Но чувствовалось, что настоящего детства, наполненного играми, шалостями и забавами, у него не было. Оно протекало в работе и… одиночестве. Он с юмором рассказывал о службе в морской пехоте, но совсем не захотел останавливаться на студенческих годах.
— Это касается только меня, — угрюмо сказал он.
Когда Элиз начала задавать вопросы, он пригласил ее на танец. Очутившись в его объятиях и медленно кружась с ним по паркету в ритме старинного вальса, девушка моментально забыла обо всем на свете. Ей казалось, танцует не только она сама, но и ее душа. У Элиз кружилась голова. Она не знала, отчего: от выпитого шампанского, от танца или от его дыхания, которое она ощущала у виска.
Но сказка когда-нибудь кончается. Закончился и этот романтический ужин. Когда они подъехали к дому и Тал на прощание поцеловал ее, она, все еще находясь под впечатлением прошедшего вечера, с жаром ответила на его поцелуй.
— Не уезжай… — прошептала она.
Талберт мечтал об этом больше всего на свете, но… Он посмотрел с удивлением в мерцающие в ночи глаза девушки. Неужели она сама предлагает ему остаться? Поняв, что ее фраза прозвучала двусмысленно и не вполне прилично, Элиз зарделась и отвела взгляд.
— Давай искупаемся… — предложила она, чтобы скрыть неловкость.
— Что? — Этого он вовсе не ожидал. Он посмотрел на девушку, как будто видел ее впервые.
— Ночь такая теплая, вода в бассейне за день нагрелась и ждет нас… — Элиз скромно потупила глаза. Только после того как она предложила ночное купание, девушка поняла, к чему это может привести, но ничего с собой поделать не могла. Ей не хотелось, чтобы Талберт уезжал, и она решила задержать его хотя бы таким образом.
— Но… Я не одет для купания. Я, конечно, ничего не имею против купания нагишом, но что подумает твой дядя?
— Если ты согласен, это не причина! — Заглянув в его глаза и увидев в них скрытый огонь, она осмелела. В ней прибавилось уверенности. — У нас есть купальные костюмы для гостей.
— Отлично, — бодрым голосом сказал Талберт, затем замялся. — И все-таки, ты не боишься своих родственников?
— Что ты! Во-первых, окна их спальни не выходят во двор. Во-вторых, обычно по ночам они крепко спят. В-третьих, даже если бы они нас и услышали, то скорее всего присоединились бы к нам. Пошли, — сказала она и взяла его за руку.
Подойдя к бассейну, девушка грациозно, как кошка, потянулась и полной грудью вдохнула ароматы ночного сада. На ней было бикини изумрудного цвета. Услышав за спиной шаги, она оглянулась и увидела Тала уже переодевшегося и готового к купанию. У Элиз перехватило дыхание. Внезапно она поняла, какой безрассудный шаг совершила, предложив это приключение. Ей хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его мощную, мускулистую фигуру, не ощущать мужскую силу, исходившую от него. И в то же время она не могла отвести от него восхищенного взгляда. Глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, она оглянулась по сторонам и не узнала знакомого ей с детства сада. Казалось, все предметы поменяли свои привычные очертания. Свет от полной луны серебрил листья деревьев и сияющим диском отражался в воде бассейна. В призрачном свете, на фоне листвы Талберт был похож на культуриста. Помимо своей воли, девушка почувствовала, как по всему ее телу разливается теплота, готовая перерасти в настоящий пожар. Взглянув в его лицо, она прочитала в глазах страсть, желание и восхищение. Элиз даже испугалась, как на это реагирует ее естество: оно не подчинялось ее разуму, в ней проснулось древнее, как мир, чувство женщины.
Вдруг она вспомнила детскую песенку, которую когда-то пела с подружками, плескаясь в этом бассейне. Господи, как давно это было…
— …Шесть лягушат пошли на пруд гулять —
Один утонул, и их осталось пять.
Пять лягушат в лес пойти решили —
Один заблудился, осталось их четыре.
Четыре лягушонка отправились поспать…
— Один остался, чтобы сделать то, о чем я мечтал весь вечер, — сказал Талберт, подходя вплотную к девушке.